МЫ… их! - Сергей Хелемендик

Из всего его обустройства у меня в памяти осталась только «среднеазиатская подбрюшина». Ну, гений, ну умеет же сказать! Наши желтые братья ему в жизни эту подбрюшину не забудут. А вся Восточная Сибирь по Исаичу тогда вообще жопой выходит, Камчатка — хвостом, а Владивосток — задним проходом.

В третий раз Исаич решил объебать уже всех сразу. То есть и нас в том числе. Еврейский вопрос он покрыл, как воинственный хомячок слониху. Пока одним только первым томом. Если кто-то когда-то думал, что Исаич сам не еврей, и жены его не еврейки, и дети его тем более на евреев не похожи, то думать ему теперь не о чем. Потому что этого думавшего о таких пустяковых вещах Исаич снова объебал. Хитрый он, как сто евреев или четыреста армян. Над схваткой вознесся, как орел. И вашим и нашим по ведру помоев, а самый умный — он, Исаич.

Да, погромы были, но евреи их сами провоцировали, можно сказать, организовывали. Из револьверов стреляли в безобидных погромщиков с топорами и ломами в руках. Да, цари евреев посадили за черту оседлости, но исключительно потому, что евреи царям наступали на мозоли. Пооткрывали свои банки. Железных дорог понастроили.

Амбивалентно сделан первый том, даже и второго не хочется. Читаешь — и душа радуется. Как он снова всех рассудил! Но не все понимают, зачем он уже пятьдесят лет всех рассуживает. А нобелек наш Исаич просто объебывать любит. Если поживет еще пару лет, мы от него дождемся, что ГУЛАГ был правильный, необходимый и Сталин был великий вождь.

Исаича, нобелька нашего приблудного, мы на нашей великой Родине заткнули, как фонтан Козьмы Пруткова. Дали отдохнуть фонтану — и отдыхает.

Сколько лет он их водил за нос, скрывал за нудными проповедями свою простую обиду за то, что его не пустили к столу. А мы его нескромные планы раскусили в считанные дни. Нас так просто не объебешь. Мы сами умеем и учить, и лечить, и грузить, и лапшу вешать.

У нас назвался груздем — козленочком станешь. Раз в год пять минут даем ему поныть перед телекамерой о том, как золотой миллиард богатых душит остальных, бедных. А дальше его дело воробьиное: почирикал — и на жердочку.

Мы даже не спрашиваем, ты сам-то, Ксаич, из какого миллиарда происходишь и почему так кипятишься вдруг? Почему свои миллионы несчастным жертвам СПИДа не отдашь? Мы просто ждем возможности отлить его в бронзе — чтобы наконец пользу приносил Отечеству. Памятников тем, кто их объебал, у нас еще не ставили. Исаич — кандидат номер один.

Мораль в связи с Исаичем такова: наши предатели легко объебут их, но не нас.

О наших олигархах

Достаточно посмотреть на лица наших олигархов, которые сами для себя придумали такую вот кликуху, и спросить: разве назовет себя олигархом какой-нибудь Билл Гейтс, о детстве которого снимают дорогие фильмы с Гарри Поттером в главной роли? Да он, скорее, язык себе откусит, чем сморозит такое.

А наши морозят и нагло ухмыляются. Потому что наши они, неважно, евреи они или еврейками были только их мамы и бабушки. Посмотрите на весь этот выводок новых магнатов с кричаще еврейскими фамилиями: абрамовичи и Рабиновичи в качестве новых начальников Чукотки, с ее избытком золота, рыбы и временным недостатком зэков. Каждый прошел к своему Клондайку под грохот канонады заказных расстрелов неудачников. Каждый из наших олигархов их романтических донов Корлеоне может вертеть на чем захочет и держать за шестерок — и вполне обоснованно.

В борьбе за свою золотую жилу любой из наших олигархов мог стать неудачником и быть убитым. Сколько раз убивали они сами, не узнают ни их дети, ни даже внуки. Конечно, они не прятались по подъездам со стареньким «Макаровым», они не обязательно даже заказывали кого-то сами. Для этого есть другие кадры — и у нас в таких кадрах никогда не будет недостатка. Но суть от этого не меняется. В борьбе за каждое месторождение нефти, газа или чего-то еще пали смертью храбрых десятки и сотни соискателей — а вот они, олигархи, не пали. Пока.

Это не значит, что им кто-то что-то гарантировал хотя бы на завтра. Вспомним, как сначала по просьбе Березовского раздели Гусинского. Потом еще по чьей-то просьбе раздели Березовского. Раздетым и выставленным на посмешище тузам не просто неуютно и обидно —им угрожают все остальные, тепло одетые, которым неприятно, что эти голые до сих пор живут и так много знают. Возможно, лучшее, что могут сделать эти еще вчера всемогущие, это собрать в кулак оставшиеся денежки и постучаться к пластическому хирургу. Потому что у проигравших в наше русское казино никогда не будет не только былой власти или богатства, у них не будет даже простого покоя.

Да, наши олигархи носят сплошь и рядом еврейские фамилии. Да, многие из них похожи на евреев внешне. Ну и что дальше? Всё остальное у них наше. Они живут, выживают и умирают по нашим правилам. И окажись Билл Гейтс на их месте — допустим, что он тоже еврей или похож на еврея, — его сожрали бы в четверть часа.

Как ни забавно это звучит, но, бесконечно грызя друг друга, наши евреи все же учили нас действовать сообща. Динамика процесса обучения была примерно такой. Растворяясь в нашей стихии, евреи утрачивали большую часть своей прославленной племенной сплоченности и перенимали нашу крутую способность начать междуусобицу со стрельбой и трупами из-за того лишь, что кто-то на кого-то косо посмотрел. Наши евреи напитывались нашей чрезмерной крутизной, но при этом учили значительную часть русских своей еврейской способности действовать сообща, то есть сотрудничать. Это был бартер. Они нам — навыки солидарности, мы им — умение убивать.

Научили нас евреи сотрудничеству или нет, покажет будущее. Пока мы гарантированно умеем действовать сообща только в двух случаях — когда собираемся выпить или набить кому-нибудь морду. Это, кстати, совсем немало. В мире существует много народов, которые уже не умеют ни выпить, ни, тем более, подраться.

Есть исполненное оптимизма подозрение, что, смешавшись с нами, наши евреи все-таки смогли передать нам часть своего древнего инстинкта солидарности. Конечно, не всем, но досталось многим. И хотя нам предстоит мучительно долго осознавать величие советской эпохи, но уже сегодня заметно то, по чему скучают бывшие советские люди, то есть те, кто старше тридцати лет от роду.

Мы грустим по радиодинамику с пионерской зорькой в семь тридцать утра, по пионерским лагерям, по стройотрядам, картошкам и субботникам, по монотонно-праздничной жизни в бесконечных конторах, в которых основная задача жизни сводилась к тому, чтобы не забыть сложиться на бутылку в аванс и получку. Ничего такого не знали ни русские дворяне, ни посконная Русь. Эту оборотную светлую сторону наших войн и ГУЛАГов мы только еще начинаем у себя нащупывать.

Наш советский коллективизм не убьют никакие рыночные реформы, и пусть меня проклянут патриоты всех мастей, но корни этого коллективизма не русские и не славянские. Это редкий гибридный феномен, в котором распадающаяся местечковая сплоченность наших евреев скрестилась с платонической мечтой русских жить всем миром по-доброму.

О сволочи

Слово употребляется в исконном значении: те, кого сволокли куда-то в сторону. Сволочь — это отдельные представители народов или социальные группы, которые в силу разных причин изменяют своему историческому и культурному коду. После чего земля уходит у них из-под ног и их делается легко куда-нибудь сволочь. Они сами сволакиваются.

Когда я говорю, что улицы европейских столиц заполняет сволочь, я далек от того, чтобы обижать этих уже обиженных судьбой людей. Просто «сволочь» — удачный термин.

Станет ли какой-нибудь выдающийся или, как говорят у нас, авторитетный отпрыск индийской касты ехать через полмира, спрятавшись в рефрежираторе под тушами замороженной говядины, для того чтобы стать мусорщиком в Германии?

Нет, не станет. У этого индийского авторитета жизнь налажена так, что он, даже когда женится, не должен напрягаться. Ему и невесту продырявят, заранее усадив на статую с острым концом, и все красиво так, ритуально, под нежную музыку. Или доверят операцию буддистскому монаху. А авторитет уже потом въезжает — по проторенному пути.

Не поедет и буддистский монах, не имеющий ничего из материальных ценностей, кроме куска материи вокруг тела. Не смеющий прикоснуться к деньгам. Зачем ему быть мусорщиком в Берлине или посудомойкой в Вене, если в родном Индокитае его кормят, любят и доверяют ему трепетных невест? Поедет тот, кому нечего терять, кого легко сволочь набок.

Могут ли стать сволочью целые народы? Могут — но тогда это уже не народ. Однако чаще в наш виртуальный век какую-то горстку сволочи пытаются объявить народом, чтобы кого-нибудь загадить. Выглядит это примерно так: соберем сто самых вонючих московских бомжей, дадим каждому трехцветный флажок в руки и высадим в тонущем в ленивой роскоши центре Женевы, где даже от помоек пахнет французскими духами. И скажем: вот, смотрите, вот такие они, русские! Операциями такого рода переполняется наш мир, в котором скоро под каждым кустом будет сидеть по виртуальному террористу.